Рекабаррен был рабочим вождем, очень не похожим на латиноамериканских (да и многих европейских) революционеров того времени. Он хорошо одевался, не злоупотреблял в выступлениях хлесткой фразой. Это был солидный политик, к которому прислушивались во всех партиях страны. Однако ни на какие компромиссы в деле борьбы за интересы народа Рекабаррен не шел: его нельзя было запугать тюрьмой и задобрить парламентскими должностями.
Один из соратников Рекабаррена Элиас Лаферте вспоминал: «Манера этого человека говорить была необыкновенна. Он не прибегал ни к догматическому или назидательному тону, ни к фразам, способным произвести впечатление, будто они предназначены для доклада, – ничего подобного. Напротив, его речь была простой, спокойной и в то же время оживленной и поучительной. Слушая его, собеседник чувствовал уверенность, в нем пробуждались оптимизм и желание действовать».
Стиль Рекабаррена позже перенял Сальвадор Альенде.
Социалистическая рабочая партия Чили стала одной из немногих партий Второго интернационала, которые наряду с большевиками заклеймили Первую мировую войну как империалистическую. В газете Рекабаррена в 1915 году констатировалось: «…эта война и все прочие войны, прошлые и будущие, вызываются особыми интересами капитализма. При этом абсолютно не принимаются в расчет подлинные интересы наций».
Рекабаррен активно выступал в Чили в защиту социалистической революции в России, о которой в чилийской прессе ходили самые чудовищные сплетни (вроде национализации женщин и разрушения семьи). Он писал: «Большевистская Россия – это сегодня маяк для всего мира. Привет этой России. Революционная Россия, спасающая мир от войны, – самый могучий оплот подлинной демократии, демократии честного трудового народа».
Первая мировая война имела на Чили двоякое воздействие. С одной стороны, выросли мировые цены на основные статьи чилийского экспорта – медь и селитру. С другой – еще более резко подорожали импортируемые Чили товары, в том числе продовольствие и промышленное оборудование. Торговля с Европой стала довольно опасным делом, так как именно у берегов Южной Америки в первый год войны разбойничала группа немецких крейсеров (на одном из которых служил будущий шеф военной разведки Третьего рейха Вильгельм Канарис).
Из-за сложностей морской торговли добыча селитры упала с 2463 тысяч тонн в 1914 году до 1756 тысяч тонн в 1915-м. Национальный доход страны снизился с 96,7 миллиарда песо в 1913 году до 33,4 миллиарда в 1915-м. Резко вырос внешний долг Чили и соответственно снизился курс чилийского песо и чилийских долговых обязательств на ведущей бирже того времени – лондонской.
Трудностями Чили не замедлили воспользоваться американцы, которые до апреля 1917 года в войне не участвовали. С вводом в строй Панамского канала в 1915 году стремительно вырос объем американо-чилийской торговли. Американский капитал стал вытеснять англичан с первого места по объему иностранных инвестиций в чилийскую экономику. Если в 1913 году экспорт из США в Чили равнялся 55 миллионов песо, то в 1917 году – 174 миллиона. Напротив, английский экспорт за тот же период упал с 98 до 64 миллионов песо.
Из британской марионетки Чили во время Первой мировой войны превратилась в американскую. Американские компании «Чили Эксплорейшн Ко» и «Брэден Коппер Ко» монополизировали 80 % добычи и экспорта чилийской меди.
Окончание мировой войны ввергло Чили в полномасштабный экономический кризис, так как резко упал спрос на медь и селитру и еще более резко выросли цены на продукты питания. Несмотря на то, что сельскохозяйственные угодья Чили могли спокойно прокормить 20–25 миллионов человек, она закупала мясо, сахар и зерно за рубежом, в основном в Аргентине. Дело в том, что крупнейшие чилийские латифундисты, которым принадлежало более половины всех земель, занимались в основном овцеводством и вместо пашни страну покрывали пастбища. К тому же при занятости в сельском хозяйстве 55 % активного населения страны, из примерно 95 000 крестьянских хозяйств в 1925 году 38 640 были карликовыми, с наделами менее 5 гектаров. Такого рода «фермы» не могли прокормить собственных владельцев. О товарном производстве говорить вообще не приходилось.
В 1924 году 10 % собственников контролировали более 90 % земли в стране. Конечно, на юге латифундии были больше, так как там занимались в основном овцеводством и часть земель представляли собой пастбища, которые нельзя было использовать для возделывания зерновых. Однако даже в центральной части Чили, наиболее обжитой и развитой, 0,45 % собственников владели 52 % земли. Латифундисты не желали использовать механизацию и прогрессивную агротехнику – батраки-«инкилинос» были куда дешевле.
В 1919 года победившая Антанта единовременно выбросила на рынок скопившиеся у нее запасы селитры, что привело к драматическому обвалу цен. В этом же году экспорт чилийской селитры упал на 66 %. 10 тысяч оставшихся без работы горняков и членов их семей наводнили столицу, принеся туда отчаяние и болезни. В 1922 году из 125 предприятий, добывавших селитру, закрылось 72. В этом году в стране насчитывалось 100 тысяч безработных (с членами семей около 400 тысяч) – громадная цифра для Чили.
В 1920 году благодаря введению в стране квот на добычу селитры положение несколько стабилизировалось, но уже в 1921-м добыча опять снизилась более чем на 1 миллион тонн. Если в ценах 1960 года стоимость чилийского экспорта селитры составила в 1918 году 312,6 миллиона долларов, то в 1921-м – 106,4 миллиона.
Постепенно основой чилийского бюджета вместо селитры становилась медь. В конце 20-х годов Чили контролировала примерно 16 % мирового рынка этого металла.